Неточные совпадения
— Много между нами есть старших и советом умнейших, но коли меня почтили, то мой совет: не терять, товарищи, времени и гнаться за татарином. Ибо вы сами знаете, что за человек татарин. Он не станет с награбленным
добром ожидать нашего прихода, а мигом размытарит его, так что и следов не найдешь. Так мой совет: идти. Мы здесь уже погуляли. Ляхи знают, что такое козаки; за веру, сколько было по силам, отмстили; корысти же с голодного
города не много. Итак, мой совет — идти.
Кулигин. Никакой я грубости вам, сударь, не делаю, а говорю вам потому, что, может быть, вы и вздумаете когда что-нибудь для
города сделать. Силы у вас, ваше степенство, много; была б только воля на
доброе дело. Вот хоть бы теперь то возьмем: у нас грозы частые, а не заведем мы громовых отводов.
По милости Пугачева, я имел
добрую лошадь, с которой делился скудной пищею и на которой ежедневно выезжал я за
город перестреливаться с пугачевскими наездниками.
—
Добро, — сказал Пугачев. — Теперь скажи, в каком состоянии ваш
город.
Наутро опять жизнь, опять волнения, мечты! Он любит вообразить себя иногда каким-нибудь непобедимым полководцем, перед которым не только Наполеон, но и Еруслан Лазаревич ничего не значит; выдумает войну и причину ее: у него хлынут, например, народы из Африки в Европу, или устроит он новые крестовые походы и воюет, решает участь народов, разоряет
города, щадит, казнит, оказывает подвиги
добра и великодушия.
Он заглянул к бабушке: ее не было, и он, взяв фуражку, вышел из дома, пошел по слободе и
добрел незаметно до
города, продолжая с любопытством вглядываться в каждого прохожего, изучал дома, улицы.
Чай он пил с ромом, за ужином опять пил мадеру, и когда все гости ушли домой, а Вера с Марфенькой по своим комнатам, Опенкин все еще томил Бережкову рассказами о прежнем житье-бытье в
городе, о многих стариках, которых все забыли, кроме его, о разных событиях
доброго старого времени, наконец, о своих домашних несчастиях, и все прихлебывал холодный чай с ромом или просил рюмочку мадеры.
А она, кажется, всю жизнь, как по пальцам, знает: ни купцы, ни дворня ее не обманут, в
городе всякого насквозь видит, и в жизни своей, и вверенных ее попечению девочек, и крестьян, и в кругу знакомых — никаких ошибок не делает, знает, как где ступить, что сказать, как и своим и чужим
добром распорядиться! Словом, как по нотам играет!
В Японии, напротив, еще до сих пор скоро дела не делаются и не любят даже тех, кто имеет эту слабость. От наших судов до Нагасаки три
добрые четверти часа езды. Японцы часто к нам ездят: ну что бы пригласить нас стать у
города, чтоб самим не терять по-пустому время на переезды? Нельзя. Почему? Надо спросить у верховного совета, верховный совет спросит у сиогуна, а тот пошлет к микадо.
Но мировой
Город не может погибнуть, он нужен миру, в нем нерв нового свободного человечества с его
добром и его злом, с его правдой и его неправдой, в нем пульсирует кровь Европы, и она обольется кровью, если Парижу будет нанесен удар.
— Чего
доброго, завтра весь «Столичный
город» разнесет, десять дней пьянствовать будет.
И в Ромён ходил, и в Синбирск — славный град, и в самую Москву — золотые маковки; ходил на Оку-кормилицу, и на Цну-голубку, и на Волгу-матушку, и много людей видал,
добрых хрестьян, и в
городах побывал честных…
— В первом
городе объявите, что вы были ограблены Дубровским. Вам поверят и дадут нужные свидетельства. Прощайте, дай бог вам скорее доехать до Парижа и найти матушку в
добром здоровье.
— Знаем мы, что ты казенный человек, затем и сторожу к тебе приставили, что казенное
добро беречь велено. Ужо оденем мы тебя как следует в колодки, нарядим подводу, да и отправим в
город по холодку. А оттуда тебя в полк… да скрозь строй… да розочками, да палочками… как это в песне у вас поется?..
— Ишь печальник нашелся! — продолжает поучать Анна Павловна, — уж не на все ли четыре стороны тебя отпустить? Сделай милость, воруй, голубчик, поджигай, грабь! Вот ужо в
городе тебе покажут… Скажите на милость! целое утро словно в котле кипела, только что отдохнуть собралась — не тут-то было! солдата нелегкая принесла, с ним валандаться изволь! Прочь с моих глаз… поганец! Уведите его да накормите, а не то еще издохнет, чего
доброго! А часам к девяти приготовить подводу — и с богом!
Одна из сестер Золотухиной, как я уже упомянул выше, была выдана замуж в губернский
город за приходского священника, и Марье Маревне пришло на мысль совершенно основательное предположение, что
добрые родные, как люди зажиточные и притом бездетные, охотно согласятся взять к себе в дом племянника и поместить его в губернскую гимназию приходящим учеником.
Это бы очень хорошо рекомендовало мое юное сердце и давало бы естественный повод для эффектных картин: в глухом
городе неиспорченное детское чувство несется навстречу
доброму царю и народной свободе…
— А вы тут засудили Илью Фирсыча? — болтал писарь, счастливый, что может поговорить. — Слышали мы еще в Суслоне… да. Жаль, хороший был человек. Тоже вот и про банк ваш наслышались. Что же, в
добрый час… По другим
городам везде банки заведены. Нельзя отставать от других-то, не те времена.
— Меж мужем и женой один бог судья, мамаша, а вторая причина… Эх, да что тут говорить! Все равно не поймете. С
добром я ехал домой, хотел жене во всем покаяться и зажить по-новому, а она меня на весь
город ославила. Кому хуже-то будет?
Но, ставя бога грозно и высоко над людьми, он, как и бабушка, тоже вовлекал его во все свои дела, — и его и бесчисленное множество святых угодников. Бабушка же как будто совсем не знала угодников, кроме Николы, Юрия, Фрола и Лавра, хотя они тоже были очень
добрые и близкие людям: ходили по деревням и
городам, вмешиваясь в жизнь людей, обладая всеми свойствами их. Дедовы же святые были почти все мученики, они свергали идолов, спорили с римскими царями, и за это их пытали, жгли, сдирали с них кожу.
— Ну, вот видишь! Я говорил, сами надумаются. Так-то, матушка сестрица: вот и пойдет у нас
город городом. Чего
доброго, нате вам, еще и театр заведем. Знай наших!
— А вы отшельницей живете, скрываетесь. Мы с Женни сейчас же отыскали друг друга, а вы!.. Целые годы в одном
городе, и не дать о себе ни слуху ни духу. Делают так
добрые люди?
— Уж и по обыкновению! Эх, Петр Лукич! Уж вот на кого Бог-то, на того и
добрые люди. Я, Евгения Петровна, позвольте, уж буду искать сегодня исключительно вашего внимания, уповая, что свойственная человечеству злоба еще не успела достичь вашего сердца и вы, конечно, не найдете самоуслаждения допиливать меня, чем занимается весь этот прекрасный
город с своим уездом и даже с своим уездным смотрителем, сосредоточивающим в своем лице половину всех
добрых свойств, отпущенных нам на всю нашу местность.
«Милый друг мой! Понять не могу, что такое; губернатор прислал на тебя какой-то донос, копию с которого прислал мне Плавин и которую я посылаю к тебе. Об отпуске, значит, тебе и думать нечего.
Добрый Абреев нарочно ездил объясняться с министром, но тот ему сказал, что он в распоряжения губернаторов со своими подчиненными не входит. Если мужа ушлют в Южную армию, я не поеду с ним, а поеду в имение и заеду в наш
город повидаться с тобой».
Однажды получаю я письмо от своего милостивца, что вот добыли они себе пастыря, мужа честна и
добра, и что похотел он овцы своя узрети и даже наш
город предположил посетить.
Она очень умна и приветлива, а
добра так, что и сказать нельзя, и между тем — странное дело! — в
городе ее не любят, или, лучше сказать, не то что не любят, а как-то избегают.
Дела мои шли ладно. На дворе, в бане, устроил я моленную, в которой мы по ночам и сходились; анбары навалил иконами, книжками, лестовками, всяким
добром. Постояльцев во всякое время было множество, но выгоднее всех были такие, которых выгоняли в
город для увещаний. Позовут их, бывало, в присутствие, стоят они там, стоят с утра раннего, а потом, глядишь, и выйдет сам секретарь.
Мне известно, что Техоцкий не приглашен Марьей Ивановной именно в пику княжне и в видах сохранения
добрых нравов в
городе Крутогорске.
Прислан был к нам Фейер из другого
города за отличие, потому что наш
город торговый и на реке судоходной стоит. Перед ним был городничий, старик, и такой слабый да
добрый. Оседлали его здешние граждане. Вот приехал Фейер на городничество, и сзывает всех заводчиков (а у нас их не мало, до пятидесяти штук в городе-то).
Вот я приехал в
город прямо к ней, к этой
доброй барыне, и говорю...
Я сейчас же догадался, что это статистики. С юных лет обуреваемые писсуарной идеей, они три года сряду изучают этот вопрос, разъезжая по всем
городам Европы. Но нигде они не нашли такой обильной пищи для наблюдений, как в Париже. Еще год или два подробных исследований — и они воротятся в Петербург, издадут том или два статистических таблиц и, чего
доброго, получат премию и будут избраны в де-сиянс академию.
Этот
город был свидетелем ваших младенческих игр; он любовался вами, когда вы, под руководством маститого вашего родителя, неопытным юношей робко вступили на поприще яичного производства, и потом с любовью следил, как в сердце вашем, всегда открытом для всего
доброго, постепенно созревали семена благочестия и любви к постройке колоколен и церквей (при этих словах Захар Иваныч и Матрена Ивановна набожно перекрестились, а один из тайных советников потянулся к амфитриону и подставил ему свою голую и до скользкости выбритую щеку).
Но в решительную минуту Шамбор отступил. Он понял, что Мак-Магон не представляет достаточного прикрытия для заправского расстреляния"
доброго города Парижа". И Мак-Магон с своей стороны тоже не настаивал. Но, сверх того, и того и другого, быть может, смутило то обстоятельство, что палата, с раскассирования которой предстояло начать"реставрацию", не давала к тому решительного повода.
Он утвердительно говорил, что очень хорошо знал самого господина Тулузова и его родителей, бывая в том
городе, где они проживали, и что потом встречался с господином Тулузовым неоднократно в Москве, как с своим старым и
добрым знакомым.
Когда вскоре за тем пани Вибель вышла, наконец, из задних комнат и начала танцевать французскую кадриль с инвалидным поручиком, Аггей Никитич долго и пристально на нее смотрел, причем открыл в ее лице заметные следы пережитых страданий, а в то же время у него все более и более созревал задуманный им план, каковый он намеревался начать с письма к Егору Егорычу, написать которое Аггею Никитичу было нелегко, ибо он заранее знал, что в письме этом ему придется много лгать и скрывать; но могущественная властительница людей — любовь — заставила его все это забыть, и Аггей Никитич в продолжение двух дней, следовавших за собранием, сочинил и отправил Марфину послание, в коем с разного рода экивоками изъяснил, что, находясь по отдаленности места жительства Егора Егорыча без руководителя на пути к масонству, он, к великому счастию своему, узнал, что в их
городе есть честный и
добрый масон — аптекарь Вибель…
Да кстати, напиши грамоту и Строгоновым, что жалую-де их за
добрую службу и радение: Семену Большую и Малую Соль на Волге, а Никите и Максиму торговать во всех тамошних
городах и острожках беспошлинно.
«В славном Ростове, в красном
городе, проживал
добрый молодец, Алеша Попович.
Приехавшие дачники были очень
добрыми людьми, а то, что они были далеко от
города, дышали хорошим воздухом, видели вокруг себя все зеленым, голубым и беззлобным, делало их еще
добрее. Теплом входило в них солнце и выходило смехом и расположением ко всему живущему. Сперва они хотели прогнать напугавшую их собаку и даже застрелить ее из револьвера, если не уберется; но потом привыкли к лаю по ночам и иногда по утрам вспоминали...
Дом тут стоял, с краю
города, и богатый тут жил один мещанин,
добра пропасть, ночью и положили проведать.
Я бегал по полю с солдатами вплоть до конца учения и потом провожал их через весь
город до казарм, слушая громкие песни, разглядывая
добрые лица, всё такие новенькие, точно пятачки, только что отчеканенные.
Я очень высоко ценю те
добрые и милые побуждения, которые двигали вашими поступками, и ни одной минуты я не смотрел на ходившие в
городе и дошедшие до меня слухи иначе, как на глупую и безумную клевету, которая меня глубоко возмущала.
— Да, я! — не смутясь, повторил Сухобаев. — А вы мне в этом помогите красноречием вашим. Тогда — помимо того, что это всему
городу явный будет выигрыш, — ваши деньги обеспечиваются солиднее, ежели я возведусь на эту должность, и всех планов ваших исполнение — в собственных ваших руках-с! Я — вам исполнитель и слуга, — желаете эдак? Игра верная-с! Всех
добрых дел и мыслей Матвея Савельева Кожемякина преемник Василий Сухобаев!
Хворал он долго, и всё время за ним ухаживала Марья Ревякина, посменно с Лукерьей, вдовой, дочерью Кулугурова. Муж её, бондарь, умер, опившись на свадьбе у Толоконниковых, а ей село бельмо на глаз, и, потеряв надежду выйти замуж вторично, она ходила по домам, присматривая за больными и детьми, помогая по хозяйству, — в
городе её звали Луша-домовница. Была она женщина толстая,
добрая, черноволосая и очень любила выпить, а выпив — весело смеялась и рассказывала всегда об одном: о людской скупости.
— Не говорите этого,
добрая мамаша, мы еще увидимся, Бог даст. А в Болгарии такие же
города, как и здесь.
Ходить вдвоем с любимым существом в чужом
городе, среди чужих, как-то особенно приятно, все кажется прекрасным и значительным, всем желаешь
добра, мира и того же счастия, которым исполнен сам.
Заволновалась и
добрая старушка Проходимцева, про которую в
городе говорили, что она минуты не может прожить, чтобы не услужить.
— Там дельце одно осталось, так он с ним позамешкался малость, — обманывал в свою очередь Гордей Евстратыч, не моргнув глазом. — Надо нам развязаться с этим треклятым
городом… Ну а мы Аришу-то подтянем, ежели она
добра нашего не хочет чувствовать.
Устроив свои дела в Белоглинском заводе, Владимир Петрович укатил в
город, напутствуемый общими благословениями, как
добрый гений.
Наконец повезло. Возвращаюсь в
город с вокзала, где мне
добрый человек, услыхав мою просьбу, сказал, что без протекции и не думай попасть.
Лука.
Добрый, говоришь? Ну… и ладно, коли так… да! (За красной стеной тихо звучит гармоника и песня.) Надо, девушка, кому-нибудь и
добрым быть… жалеть людей надо! Христос-от всех жалел и нам так велел… Я те скажу — вовремя человека пожалеть… хорошо бывает! Вот, примерно, служил я сторожем на даче… у инженера одного под Томском-городом… Ну, ладно! В лесу дача стояла, место — глухое… а зима была, и — один я, на даче-то… Славно-хорошо! Только раз — слышу — лезут!